Филип Фармер - Пир потаенный [ Пир потаенный. Повелитель деревьев]
Иронией судьбы можно считать тот факт, что мне, его сыну» удалось открыть секрет того, над чем он безуспешно бился всю жизнь. По крайней мере, так я думал вначале, хотя потом мне пришлось изменить свое мнение.
Если бы мои мать и дядя не последовали за моим отцом в Африку, я не стал бы бессмертным (или, если быть точным, я не наслаждался бы бесконечно продленной юностью). Во всяком случае, когда-то я думал именно так.
Я бессмертен в том смысле, что мое тело перестало стариться и я теперь всегда буду выглядеть как тридцатидвухлетний мужчина. Однако несчастный случай, убийство или самоубийство вполне могут подвергнуть мое тело разложению, как это обычно случается с остальными людьми, прежде чем они отпразднуют свой сотый день рождения.
Из этого фатального списка я исключаю болезнь, как таковую. Эликсир, который даровал мне жизненный потенциал в тридцать тысяч лет или даже больше, полностью защитил меня от любой болезни. Это, правда, не объясняет моего очевидного иммунитета ко всем известным болезням тропической зоны Африки, который защищал меня в течение более чем тридцати лет.
В своем дневнике, написанном по-французски и весьма элегантным слогом (который позволяет сравнить его с Расином, но в прозе), мой дядя поведал о трагическом событии, случившемся с ними темной туманной ночью 21 марта 1888 года. Проблуждав несколько часов в тумане в поисках своего сбежавшего брата, он, казалось, заметил наконец его удаляющийся силуэт, выскочил из экипажа и с криком бросился вдогонку. Моя мать осталась сидеть в экипаже, дрожа от холода и страха, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь серую сетку мелкого холодного дождя. На некотором расстоянии от нас тускло светил в тумане уличный газовый фонарь. Она осталась одна. Ее муж не захотел затруднять себя присутствием кучера, опасаясь, как бы тот не заявил в полицию о необычных событиях той ночи.
Долгое время не было слышно ничего, кроме шороха капель дождя о матерчатый верх экипажа, потом раздался быстрый сухой стук каблуков о тротуар. Появился человек, подобно морскому судну выпрыгнувший из плотного тумана. Он остановился рядом с экипажем и повернулся к Александре. В слабом свете газового фонаря мать узнала черты лица ее безумного деверя…
По возвращении Джеймс Кламби нашел жену лежащей без сознания на банкетке экипажа. Ее юбки были задраны ей на голову, обнажая тело, все иссеченное мелкими частыми порезами, нанесенными, без сомнения, тем самым скальпелем, который впоследствии сыграл такую ужасную роль в расчленении трупов проституток из Уайтчепела.
Джон, который смертельно ненавидел своего брата, все-таки изнасиловал Александру с единственной, быть может, целью — отомстить ему. А пощадил он ее, оставив в живых, скорее всего потому, что, не будучи проституткой, в его глазах она была менее виновна, чем даже его мать, которую, не смотря ни на что, какая-то часть его «я» продолжала любить. Или он, сам любя Александру (или считая, что любит), рассчитывал таким образом оставить ей доказательство его любви? Кто может полностью понять мотивацию поступков сумасшедшего?
Поскольку моя мать не отзывалась на зов, дядя зажег спичку. Он увидел длинные белые ноги с остатками черных чулок и темный хохолок густых спутанных волос, окружающий «венерин бугорок», откуда, перемешавшись с небольшим количеством крови, вытекала струйка спермы моего истинного отца.
Самым странным для меня во всей этой истории остается то, что дядя до этого случая ни разу не видел тела своей жены обнаженным ниже, чем позволяло декольте ее платьев.
Хотя с тех пор, как они поженились, прошел уже месяц, их сексуальные отношения ограничивались лишь несколькими торопливыми поцелуями да тем, что дядя рисковал иногда засунуть свою руку за корсаж жены и погладить ее грудь. В день бракосочетания у нее началась менструация, которая все никак не прекращалась. Поэтому он, как истинный викторианец, не мог себе позволить заниматься любовью с ней в период, когда она оставалась «нечистой» (к счастью, не все викторианцы так строго придерживаются этих правил).
Накануне бегства Джона менструации Александры внезапно прекратились. Мой дядя, как он это сам подчеркивает в своем дневнике, пришел в восторг. Наконец-то он мог прекратить свои мастурбации и перестать заглядываться на горничных.
Но тут мой будущий отец сумел выбраться из камеры в северной, наполовину обрушившейся башне замка Грандритов. Молодые супруги были слишком обеспокоены случившимся, чтобы думать в тот момент о каких-то сексуальных отношениях. Так, по крайней мере, считала Александра.
И вот теперь, в холоде и сырости густого лондонского тумана, Джеймс Кламби, приведя в порядок одежду своей супруги, попытался привести ее в чувство. Наконец она очнулась, но еще долго оставалась в состоянии глубокой прострации, и лишь на следующий день дядя наконец узнал, что насильником жены был его собственный брат.
Казалось, со временем Александра оправилась от перенесенного потрясения. Спустя несколько месяцев они отплыли в ту часть Африки, которая тогда носила название Австралийской, где Джеймс должен был выполнить очень деликатное поручение для Департамента заморских колоний (это поручение не имеет ничего общего с тем, что говорит о нем мой «биограф», последний знал истинные мотивы и то, что он о них пишет, чистой воды лукавство с его стороны).
С той ночи Александра категорически отказывалась заниматься любовью с Джеймсом. Она утверждала, что ей слишком «стыдно», что она чувствует себя «испачканной» на всю жизнь. К тому же она хотела убедиться, беременна ли она или нет. Но если да, если в будущем ей предстоит родить ребенка, она хотела знать наверняка, кто будет его отцом.
Джек Потрошитель совершил свое первое убийство задолго до их отъезда, во вторник 3 апреля 1888 года, то есть на третий день пасхальной недели, в Осборн-стрит. Мой дядя каким-то образом узнал про это (хотя даже в «Таймс» не просочилось ни строчки) и задал себе вопрос, в своем дневнике, не является ли это убийство делом рук его братца. Последующие события лишь еще больше убедили его в этом предположении. Но он поостерегся сообщить о своем подозрении в полицию, так как боялся этим бросить тень на все семейство Грандритов.
Однако он продолжил свои собственные розыски, наняв для этой цели частных детективов. В день своего отбытия в Африку дядя отправил в Скотланд-Ярд анонимное письмо, где описал приметы своего брата, не называя его по имени. Это письмо впоследствии куда-то исчезло и никогда не фигурировало в официальных архивах. Мои собственные розыски следов этого письма позволяют мне прийти к выводу, что своим исчезновением оно обязано вмешательству некоторых весьма влиятельных политиков.
